о дороге туда
Вы помните свою первую любовь? Того человека, рядом с которым подгибались ноги, бешено колотилось сердце и все слова превращались в одну трудновыговариваемую кашу? Мои воспоминания об этом человеке никогда не покроются пылью, теперь точно нет.
Алекс в последнюю минуту узнал про мой марш бросок и быстро поменял мне билеты на бизнес класс, о чём я узнала только на стойке перерегистрации. Кресло, в котором действительно можно спать, сомнительно симпатичные для АК Россия стюардессы и какое-то безумное количество еды, напоминающее последнюю трапезу на элитной свиноферме.
Он сел рядом почти в последнюю минуту, я не видела его ни на регистрации, ни в накопителе, где толкались от силы человек пятьдесят. От него пахло так же, как и от Алекса, попсовым CH, от которого у меня едет крыша. Не думаю, что он узнал бы меня, но телефон предательски зазвонил и после Living together от Bee Gees мальчик посмотрел на меня и широко улыбнулся. Его «привет, Джулс, да?» и я в коме.
Пять часов. Всего пять часов. Минус час на посадку, когда пальцы болезненно сжимают подлокотники, минус полчаса на хождение туда-сюда, минус ещё тридцать минут потому что самолёт прилетит раньше положенного времени, он всегда так издевается над временем. Три часа за которые надо, физически надо спросить про его жизнь за эти, боже, пять лет.
На его яблочном и почти невесомом ноутбуке Аризонская мечта и ассоциации сводят с ума. В Петербурге ещё вечер, почти детское время, в Красноярске ночь. А в его Пекине уже наверное рассвет.
Мы пили кофе, разговаривали, смотрели в пятидесятый раз Кустурицу и, когда пришло время сжимать подлокотники, уже совсем не страшно.
Это какой-то сюр, пишу и сама не верю себе, но в глазах этот рассвет, самый красивый в моей жизни. Когда чуть больше четырёх утра одновременно с питерской полночью, восходящее солнце поверх облаков, и минус тридцать восемь за бортом.